Культуролог и архивариус. Специализируется на формировании архивов о неформальной культуре Ленинграда второй половины ХХ века. В частности, им собран крупный архив группы «Аквариум», Сергея Курёхина, рок-клуба, Тимура Новикова и «Новых Художников», «Новых композиторов» и произведений мейл-арта. Был свидетелем событий времен фестивалей рок-клуба, жизни кафе «Сайгон» и квартирных концертов. В декабре 2020 года про эти времена вышла автобиографичная книга «Хроники моего андеграунда». Участник выставок и автор лекций в институтах, музеях и фондах.
Что такое самиздат?
Для меня и моего поколения самизат — это возможность получать информацию об андеграунде. Это медиа — не только для художников, музыкантов, поэтов, писателей, которые интегрированы в неофициальную культуру, но скорее для сочувствующих и интересующихся, не всегда имеющих возможность посещать запрещенные выставки и запрещенные концерты, закрытые квартирные чтения.
Я не делал попыток издавать самиздат, но я был фотографом. Еще мне всегда было понятно, что я нахожусь в центре очень важных культурно-исторических событий, и я всеми возможными способами пытался это впитывать, общаться и узнавать для себя новое. Я принимал в процессе легализации самиздата некое опосредованное участие, одним из моих первых заработков в 15 лет была продажа независимых газет, которые получили лицензию и печатались без контроля гос. органов, материалы были, как тогда говорили, свободомысленные. Газета стоила один рубль — народ ругался, но покупал.
О музыкальном самиздате
Первые номера самиздат-журналов о музыке попали ко мне в руки в середине 80-х годов, когда я в школьном возрасте тайком от родителей стал посещать кафе «Сайгон», где собиралась ленинградская богема, а также маргиналы, творческие люди, диссиденты, хиппи, панки — такой пестрый котел, который варился в собственном соку. Посетители этого кафе, хорошо зная друг друга, передавали доверенным лицам с рук на руки печатные тексты, самиздат. В основном это были машинописные листы, иногда, редко, встречались сфотографированные — черно-белые фотографии напечатанных текстов или перефотографированные страницы книг, выпущенные так называемым «тамиздатом», за рубежом небольшими русскими издательствами, чаще всего из Парижа или из Нью-Йорка. Среди Стругацких, Солженицыных редко попадались номера журналов о музыке — «Рио», реже, «Рокси». Еще тогда я обратил внимание на особую ценность этих изданий, в них можно было узнать про андеграундную музыку, музыку, которая официально была разрешена к исполнению, например, в Ленинградском рок-клубе, но при этом была запрещена к публичному тиражированию в виде кассет, пластинки с такой музыкой не выпускались на фирме «Мелодия», ее не было на радио, в телевизоре, не было концертов на больших площадках, где можно было услышать ее. Про ленинградский и московский андеграунд, о том, что происходит в Рок-клубе, в Рок-лаборатории, насколько я помню, в 85-86-ом годах можно было узнать из Лондона в передачах радиостанции BBC в программе «Программе поп-музыки из Лондона» Севы Новгородцева. Таким образом, информация была достаточно скудная, и эти журналы выполняли важную роль, они освещали концертную деятельность рок-клуба, фестивали, выпуски магнитоальбомов, которые на тот момент распространялись методом перезаписи, продажи и передачи с рук на руки таким же образом, как и самиздат в «Сайгоне». Что еще было ценно в этих журналах — в них была критика. Скрытые под псевдонимами или вовсе анонимно профессиональные и непрофессиональные журналисты из рок-клубовской среды достаточно серьезно анализировали музыку, нещадно критиковали, писали даже разгромные тексты, на своих же — кто-то был приверженец группы «Аквариум», кто-то — молодых, новаторских «Алисы» и «Кино». Эти конфликты выплескивались на страницы самиздатовских журналов. Там иногда были вклеены фотографии, или как на обложке у «Рио», или как в «Рокси», множество фотографий прилагалось к изданию, и по ним было видно, как выглядят музыканты.
Я вырос на «Гражданке», в спальном районе Ленинграда, и у нас в микрорайоне вообще не знали, что Виктор Цой корейского происхождения, думали, что это такой русский парень поет. И у некоторых по фотографиям из самиздатовского журнала был шок, что на самом деле парень так выглядит, то ли монгол, то ли кореец, то ли чукча.
О тусовках 1980-х годов
В середине 1980-х я общался с сотней людей, сейчас почти никого из них не помню, мы были круглосуточные тусовщики мы приходили в «Сайгон», узнавали, куда можно пойти сегодня вечером, на концерт или в гости. Эта была жизнь по впискам, в бесконечных коммуналках, в сквотах, где всегда была масса была людей, все перетекало друг в друга. Молодежь захватывала в огромных количествах помещения в центре Ленинграда, поскольку капитальное строительство остановилось, сносили перегородки, жили, собирались по интересам, были мастерские, как на Мойке 22, где куча комнат и в каждой из них свой отдел: Борис Юхананов делал там творческую мастерскую, художники, фотолаборатории и т. д.
Ленинград Vs. Москва
В 80-е годы сложились разные субкультуры в Москве и Ленинграде. В Москве все было централизовано, четко дифференцировано. Все были друг с другом знакомы, но сотрудничества и влияния друг на друга почти не было. Московский концептуализм сам по себе, рок-лаборатория сама по себе, прочие художники и музыканты — сами по себе. Мухоморы — это Мухоморы. В Ленинграде культурные потоки сильно сливались, взаимное влияние — кинематографа, поэзии, художественной практики, рок-музыки — было неоспоримым. Это видно по главному проекту Сергея Курехина «Поп-механика» — на каждом концерте чувствовалась эта аккумуляционная энергия. Совместное творчество самых разных представителей андеграунда легко прослеживается по воспоминаниям Александра Кана, свидетельствам современников, по видеозаписям. Субкультура органично существовала в бесконечном интегрировании, симбиозе друг друга, вращениях направлений и энергий.
О Сергее Курехине
В конце 1980-х Курехин был нарасхват, в 88 году начались зарубежные поездки, 89-91 год — самый пик гастролей, массированный десант «Поп-механики» в Европу, многочисленные выезды по городам и штатам Америки, пробы записи альбомов с зарубежными коллегами, плюс, конечно, огромное количество его других проектов, связанных с передачей «Ленин — гриб» или с написанием музыки к художественным фильмам. Много он чем занимался, в это время он мало присутствовал в Ленинграде/Петербурге. Он редко оставался в компании больше, чем на 15-20 минут. Он торпедировал город — его везде были рады видеть, но он нигде не задерживался. Сергей Бугаев, Африка, его друг, соратник и коллега, кажется, унаследовал привычку таких перемещений, и я вижу, как он, много успевая исследовать и посетить за одну ночь, двигается по городу. Курехин был таким фланером, распространителем информации. Он успевал даже что-то издавать, на гребне издательского бума перестройки он участвовал не в одной издательской инициативе. Николай Якимчук рассказывал, что Курехин находил меценатов, находил деньги на издания, безвозмездно помогал издательствам.